Поэзия - Карасёв Денис

ворохом старых легенд
бредом рассказанных сказок
я — отставной манекен
ордена третьего глаза.
здесь голоса не те
здесь брат кидает брата
я стал собой там где
каждый — делец и оратор.
я стал с собой на ты
там, где идти не многим.
где, увидев следы,
всякий свернёт с дороги.
нам с тобой — до межи.
дальше — тропа другая.
видишь — смотри: дрожит
тень — это я у края

чужой болью
разбит, расколот.
за тем полем —
горит город.
за тем лесом,
вон в том доме —
с пустых полок
сошла плесень...

и день — долог
и мир — тесен

без этих проклятых стен,
ты веришь — мне будет проще
когда я оставлю росчерк
вот здесь, на твоём листе.
ты веришь — мы будем жить,
и смерть никогда не приснится.
а время сотрёт границы
и спутает падежи.

когда ты пойдёшь по меже,
когда ты меня услышишь —
то веришь, мне станет чище,
и знаешь — стало уже.
зажмурься, считай до пяти —
так лучше, так проще, так надо.
три метра вперёд: от окна до
двери. теперь иди.

но посох измерен
взглядом волчицы.
кто-то за дверью.
кто-то стучится.
тише и тише.
шепчет: да что мне...
слышишь? — не слышу.
помнишь? — не помню.

седой волос —
не та веха.
чужой голос
вернул эхо.
швырнул костью
где пёс воет...
ты ждал гостя?
да их — двое,
пришли, что ли? —
спросил тихо:
ты кто? — Доля.
а ты? — Лихо.

твой взгляд незаметен,
бери даже выше:
их двое, ты — третий,
вас трое, ты — лишний,
но вышла на деле и
бросилась в руку
сплетённой материей
знаков и звуков —
та самая малость,
что может без тела...
а строчка — осталась,
а строчка — слетела.

а строчка слетела — её не поправишь,
я тут наловчился, я здесь очень прочно
привык вышибать эту пыль из-под клавиш.
я эти стихи посвящаю построчно:
любителям ливней и мусорным бакам.
я картридж заправил подаренной лентой.
и что мне в Москве, в Катманду, в Паго-Паго —
я здесь — непричастный, я здесь — безбилетный,
проездом, любуюсь останкинской башней.
а может — шпион межпланетный: бывает.
мой друг перекинулся на патриарших.
мой критик вчера утонул под трамваем.
туда провалился, а может — оттуда,
где в мокром асфальте впечатаны рельсы —
однажды наружу просунется чудо:
ботва мандрагоры, отжим эдельвейса.
рум-негро. скоч-виски. румяная вобла.
мясные консервы, а там — незаметно —
гомункул, мой брат из пробирки, из колбы.
я чую — здесь пахнет парадом планет, но

прости мне, я не хотел
чтоб так. но не будь в обиде:
иначе нам просто не выйти
из вороха тесных тел.
ты знаешь, мы не волхвы.
и даже совсем не птицы.
я здесь — чтоб успеть проститься,
но мне не успеть, увы.

когда мы пойдём по меже
и неба коснёмся грудью —
мы станем почти как люди,
и веришь — стали уже.
и рухнут все стены — враз.
мы будем как есть — бессмертны,
и брызнет магия света
в пустые пролёты глаз.

в пустые пролёты,
не смерив, не взвесив.
где посох? — да вот он!
где ветер? — да здесь я!
в пустые пролёты,
по высохшим крышам...
ты ищешь кого-то?
ты — всё ещё — ищешь?
ведь скоро весна и
весь ветер — оттуда...
ты слышишь? — не знаю.
ты помнишь? — забуду.

россыпью пыльных легенд
бисером сказок грустных —
ты не услышан никем,
да и никем не узнан.
здесь голоса не те.
будто бы стало тише.
в городе вечных стен
снова молчат афиши.
здесь новый блеск витрин
старой бедой играет.
видишь — скорей, смотри:
тень — это ты за краем

сестрой болью
не взят, не понят.
твоя Доля
твой путь помнит.
твой путь, выход,
вы с ним братья.
но вот Лихо
тебя схватит,
сожмёт, стянет,
сотрёт фальшью...

а ты — прямо
а ты — дальше

да хоть бы и сразу,
да хоть бы и первым,
а может — по следу,
а может — за Долей,
я — сотканный светом,
оплаканный болью —
во мне до отказа,
натянуты нервы.
во мне до предела
накручены жилы.
как Доля вела —
только вдаль уводила.
как Лихо пришло —
так свернуть не давало,
пройти не хотело,
простить не спешило,

встречало рассветом, да взглядом волчицы
домой уводило — да что мне, да я бы
о всём, что случилось, о всём, что случится —
я всё б написал, настрочил, накорябал,
и как мне ещё говорить то что я из
немногих кто помнит дорогу до дома:
я всё объяснил бы вот так, не стесняясь,
поэтому жаль если мы незнакомы —
ведь в городе всякий подумает видя
меня сквозь пустую дверную глазницу
что может бандит или прочий грабитель
и как через дверь мне с тобой объясниться
что я это ты и стою там за дверью
что атман есть брахман и кто мне поверит
когда я негромко скажу это перед
закрытой на ключ оцинкованной дверью.
на улице хуже, ну ладно в трамвае
дорогу узнать и спросить о погоде
а если тебе я в пустом переходе
признаюсь в любви или просто залаю
и ты улыбнёшься в ответ — будет чудо,
а может быть сразу дойдёт и до комы,
вот видишь как жаль если мы незнакомы,
вот видишь как трудно найти что ищу, да
не спорь ты. и так все тут спорят, ты лучше
скажи мне когда нам обратно, а то мы
вот так и уйдём, а какой я попутчик —
я просто тебя провожаю до дома.

я просто не к месту, я просто случаен,
как всё что случается, всё что случилось,
я всё рассказал бы на кухне, за чаем,
я всё бы открыл — на потеху, на милость
седому волхву или грустному старцу,
лесному зверью или огненной птице.
я много бы дал чтоб вернуться, остаться,
но больше бы дал чтобы не возвратиться
совсем. никогда. никуда. ниоткуда.
я знаю я отдал бы всё за такое.
а так — я потерян, а так — я спокоен,
пока я не узнан, не понят, покуда

я снова один из тех
кто знает, что быть нам некем.
смотри — уплывают реки,
они не вернутся вверх.
они не вернут домой.
они не отравят ложью.
останься собой как сможешь,
а руки — рекой умой.

разбитый, смотри — ты весь
от верха до дна измерен.
но вот я открыл все двери,
а значит я тоже здесь.
я — новый, другой, чужой.
и нет меня — запасного.
мы встретимся, встретимся снова —
когда-нибудь там, за межой.

но в этом дожде я
забыт и потерян.
мы встретимся через
пространство материй,
в пустыне, в пещере,
в лесу, но по сути
мы встретимся через
столетия, судьбы
в мелодии гордой,
забытой и дивной,
в последнем аккорде
непролитых ливней,
в подъезде, на крыше,
на чистой ладони...
да слышишь ты? — слышу!
да помнишь ли? — помню!..

не тот омут.
не та яма.
теперь — к дому.
а дом — прямо.
не тот клевер.
не те травы.
тропа слева,
тропа справа.
следи взглядом:
домой — в гору.
а дом — рядом.
а дом — скоро.

да хоть бы и рядом,
да хоть бы и скоро —
послушай, нам надо
домой, а не в город,
я здесь на ладони,
хоть так, хоть инако —
я стал здесь агонией
звуков и знаков,
я боль, я не чтиво,
не дамся и в руки,
я стал здесь мотивом,
прелюдией к фуге,
законченной темой...

все ниже и ниже
над городом — темень.
я знаю, я вижу.

я вижу, мне снится:
горит этот город.
и гаснут глазницы.
а в городе скоро
настанет погода
и высушит крыши...
ты ищешь кого-то?
ведь правда?
ведь ищешь?..
а в городе скоро избесится лето
и город устанет, растает, поникнет
и в каждом подъезде найдутся поэты
и скажут, что мы как деревья, как книги,
как сны, и т.п., ни отнять, ни убавить
и весь этот бред надо слушать спокойно:
у нас как у каждой страницы есть память.
у нас как у всяких деревьев есть корни.
но мы не деревья, их корни под землю
уходят, у нас эти корни — за небом
и память у нас не такая совсем и
вообще я закончил об этом, и мне бы
сказать, что не стоит и слушать их вовсе
когда бы твой голос, твой взгляд не напомнил
что скоро зажжётся костлявая осень
и бросится в лёд этой узкой ладони
своей рыжиной из разбрызганной сини,
я вспомнил бы дальше, но вспомнилось это,
я вспомнил бы всё, но не смог — так прости мне
весь этот бессмысленный трёп о поэтах.

ведь этот бессмысленный город устанет
от новых рассветов на старых полотнах,
от вечных теней — бестелесных, бесплотных
на спицах столбов и окалине зданий:
мосты и деревья и прочие камни
и лица домов и особенно улиц —
разбитых усталых растраченных улиц –
уже не очнутся, не брызнут, пока мне
не станут открыты растенья и звёзды,
пока мне не хватит последнего тома,
я снова у двери, я снова как дома,
мне снова как дома — свободно и просто,

и как-то совсем тепло.
и как-то совсем уютно.
а ливень случился утром —
он чуть не разбил стекло.
он снова в меня макнул
свой запах, густой и сочный.
я видел себя той ночью –
три метра: от двери к окну.

три метра — теперь уже
обратно, и снова к двери.
ты знаешь, ведь мы — ты веришь —
давно идем по меже.
три метра, и снова три:
и мы — по кромке, по краю.
и бисер в руках играет,
а тени — дрожат, смотри...

* * *

выжженных сказок дым,
нежить чужих видений —
это не я, не ты.
это схлестнулись тени.
здесь по старым следам
новая ночь торопит.
нам — до межи, а там —
дальше — другие тропы.
дальше — не те что здесь.
дальше — межа другая.
я остаюсь как есть:
я остаюсь — у края.
я остаюсь — без вины.
я остаюсь — без сути:
звоном легенд иных,
сказками новых судеб.

 © Денис Карасев, 2002 г.